Оставленный след: Всех своих подружек он любил одинаково, пока не встретил Муську…

Вениамин был классического окраса, называемого в народе «маркиз»: спина иссиня-чёрная, как впрочем, хвост и уши, а живот, носочки на лапках, «манишка» на груди, кончик хвоста и щёки с треугольной белой же отметиной на лбу — белые.

Что вкупе с врождённой кошачьей грацией вызывало в памяти присказку «элегантный, как рояль». И глазищи имел зелёные и задумчивые, присущие титулованному исполнителю ночных песен за окном в стиле кото-кантри.

Оставленный след

Кот был необычайно интеллигентным. Он никогда не лазил по столам, не драл мебель и обои, не ронял с видом Исаака Ньютона предметы с комода, проверяя действие земной гравитации.

Правда, мы не знали, каков кот был в своём кошачьем детстве – возможно, и на шторах катался, и новогодние ёлки ронял… Но дело в том, что попал он к нам уже взрослой, сложившейся личностью, и  не из дома.

Жил он до нас в гараже рыбной артели за рекой. Да вот только новый начальник гаража был упёртым собачником и не менее упёртым ненавистником кошек – и это судьбу Веника решило. К нам его приволок шурин, работающий там сварщиком.

— А то ведь ездовые лайки нового начальника порвут котейку. Вы уж возьмите!

Ну мы и взяли. Вениамин, как молодой ловелас, активно принялся «улучшать породу» среди обитающего в округе кошачьего прайда.

И не бросайте в меня тапками по поводу «самовыгула» и связанного с ним риска для здоровья котейки. Конец 80-х, притом не город, притом Камчатка… о ветеринарных услугах для котов, а уж тем более об их кастрации, и слыхом не слыхивали, а заикнись об этом местному вечно полупьяному ветеринару с молочно-товарной фермы – посмотрел бы на тебя, как на блаженного. В лучшем случае.

Любвеобильное сердце Веньки, впрочем, ни к одной из его пассий не привязывалось. Всех своих подружек он любил одинаково. Пока не встретил Муську…

В тот день я пришёл с ночной смены и, ополоснувшись под душем, завалился спать. После полудня меня деликатно растолкала пришедшая из школы дочь.

— Па! Иди глянь на зрелище. Веник семью домой привёл…

Я прошлёпал по коридору, повернул налево на кухню и замер от картинки: Вениамин сидел в чинной кошачьей позе — спинка колесом, передние лапки обвиты хвостом, ушки и усы строго вперёд…

А перед ним копошились на полу котодети в количестве двух штук, один вид которых не оставлял сомнений в том, кто их папаша. Такие же чёрные спинки. Такие же манишки на груди и носочки на лапках. Такие же белые кончики чёрных хвостиков-морковок.

Я сделал ещё пару шагов и снова замер в ступоре. И было от чего…

Из Венькиной миски, даже не ела, а жадно хавкала, давясь кусками рыбы вперемешку с гречкой, тощая облезлая кошка незатейливой масти «табби» — серенькая, в тёмную тонкую полосочку, с погрызенными ушами.

А когда она подняла мордочку посмотреть на меня – я и вовсе остолбенел: кошка была одноглазой.

— Я к двери подхожу, а эти четверо на коврике кучкуются, с Венькой во главе. Хотела прогнать, а потом гляжу – у неё вон, что с глазом… — стала оправдываться дочь.

— Ну и правильно сделал, что впустила! — оборвал я.

Попытался легонько погладить кошку – та сжалась, отпрянула и зашипела. Видимо, давно перестала строить иллюзии по поводу человеческого рода. А артельный гараж ей, как вот Венику, в жизни не подвернулся. Как ещё местные звероватые промысловые лайки её с котятами не нашли? Хотя одноглазость, наверное, тоже о многом говорит.

В общем, семейство осталось у нас. И знаете, что самое интересное? Кот-то остепенился! Теперь, если и устраивал во дворе нашей трёхэтажки драки с котами, то только за территорию – кошками он интересоваться как-то перестал, потрёпанный в боях спешил домой, к своей одноглазой красавице.

Вечерами они укладывались в своё общее импровизированное гнездо в большой коробке под кухонным столом, и кот принимался вылизывать свою изрядно поправившуюся красотку, которую мы назвали Муськой, уделяя особое внимание больной глазнице.

Местного чудо-ветеринара я всё же сподвиг на лечение кошки. Не обошлось, правда, без хватания за грудки и выставления потом «благодетелю» бутылочки горячительного – а это в условиях недавно свирепствовавшего «сухого закона», если кто помнит, было нелегко.

Котят мы пристроили – притом парни из артельного гаража, узнав, что котодети от Веньки, расхватали звериков, как горячие пирожки. Будто от суперпородистой пары! Остальные выстроились в очередь в соображении, что Муська рано или поздно разродится очередным приплодом.

Так всё потом и было: серая супруга нашего кота рожала ещё дважды. А потом, увы, пропала, в очередной раз загуляв, потому что особой верностью нашему «маркизу» эта дама не отличалась.

Искали, кыскали, заглядывая в брошенные сараи и под кусты ольховника на близкой сопке, но всё было напрасно. Ладно, хоть последние, похожие и непохожие на Веньку котята уже подросли и скоро разошлись по «очерёдникам».

А Веник загрустил. Он теперь мог целыми днями оцепенело сидеть на подоконнике, уставившись на улицу, или угрюмо бродил по двору, вступая иногда в ожесточённые драки с другими котами. Отвоёванные в боях новые подруги не радовали – по крайней мере, никого он больше к нам под дверь не приводил.

И лишь периодически появляющийся то весной, то осенью кошачий подрост с характерным окрасом «маркиз» свидетельствовал о том, что потихоньку стареющий кот свою мужскую силу ещё не растерял.

Окончательно на пенсию Веник вышел году в 98-м, когда полностью прекратил свои уличные вылазки, стал спать по 18-19 часов в сутки и мало есть.

А в июле 1999 вдруг начал выть под дверью, царапать её, явно напрашиваясь на прогулку. Я пошёл с ним, боясь за жизнь котейки (собачья опасность никуда не далась).

Вениамин тяжело спустился с третьего этажа, спотыкаясь на каждом шагу, обошёл кругом дом и стал карабкаться на крутой откос сопки, подножие которой было метрах в тридцати от дома. Я хотел помочь, но кот стал протестующе вырываться, всем своим видом показывая «Я сам!».

А поднявшись на тундровое плато, остановился у извилистого хода овражка с множеством пещер-промоин. Тут он обернулся и посмотрел на меня, заглянув, казалось, в самую душу своими зелёными глазищами – и шустро, как молодой, юркнул в лаз под обрывом. И пропал в его темноте.

Я ждал кота часа полтора. Звал, пытался пролезть следом – но в тесном лабиринте получил только не один ком глинистой почвы за шиворот да пару раз вляпался руками в отходы звериной жизнедеятельности.

Потом ушёл домой. Отмыл руки. Взял с собой кошачий корм (который к тому времени уже вовсю продавался в магазинах) и фонарик – но кот так и не отозвался, и мне пришлось уйти домой ни с чем. Больше мы Веника не видели.

Видимо, не легенда, что умирать старые коты уходят подальше от дома.
А нам оставалось лишь надеяться, что вон тот куст железного шиповника с ярко-пурпурными цветками, который вырос на следующий год на южной стороне овражка – даже не прощальный привет от Вениамина, а он сам, собственной персоной.
В своём очередном великолепном воплощении.

 Владимир Тамбовцев

 

Домовой