Часть 1-ая «Мама, продавай дом!»
Тамара Ильинична продала дом. Четыре стены, крыша с трубой, расшатанное крыльцо. Продала яблоню, которая ветками в окно стучала, и грушу за сараем.
Грядку лука, делянку клубники, пупырчатые огурцы к столу.
Малину соберут без неё, наварят варенья с розовой пеной. И жёлтая акация отцветёт возле ворот. Чужие ноги пробегут по рыжим сосновым иглам на заднем дворе, чужие руки отворят калитку, откуда тропинка спускается к речке.
Всё оставляла Тамара Ильинична новым хозяевам: солнечный луч на половицах, льняную скатерть с кистями, трёхлитровую банку с чайным грибом на подоконнике.
И пузатый буфет с полукруглыми дверцами, который ещё помнил хрустальные бокалы и чешский столовый сервиз.
Ничего не взяла с собой Тамара Ильинична. Вещи сложила в сумку и фотографии. Нет, ещё драгоценности — обручальное кольцо покойного мужа и брошь, которую мама подарила на 16 лет. Смешную уточку из разноцветного стекла.
Сын сказал не брать нажитое, в двухкомнатной квартире девать лишнее некуда. Соседи унесли, что хотели, об остальном лучше не думать.
Жизнь такая настала — перелётная. Не переходит семейное гнездо от деда к внукам, всякая утварь не имеет былой ценности. Магазины товаром забиты, надо — купили, надоело — выбросили. Хранить незачем.
Сын с дочерью тоже налегке уезжали — фррр и нет их.
Наверное, правильно. Устроились, семьи завели, ничего из старого не понадобилось.
Одна проблема — жильё в городе. У Серёжи две комнаты в какие-то там ипотеки, внуку Даниле 14 стукнуло. Надя с мужем и дочками в трёх комнатах с родителями ютятся.
И насели на Ильиничну:
— Мама, продавай дом! Что тебе одной здесь делать? —
— Почему одной? Вы где-нибудь в отпуск приедете, внуков на каникулы отправите! —
— Какой отпуск, мама? В грядках копаться? В речке-вонючке вместо моря барахтаться? В 21-м веке живём, пару часов на самолёте и жарься на солнце среди зимы! Внуки твои о деревне слышать не хотят. —
— И плохо, что не хотят. Сила в земле была, в земле и осталась. —
— Ой, мама, не начинай! Долго ты ещё в этой земле прокопаешься? А сляжешь? Кто смотреть за тобой будет? —
Думала-думала Тамара Ильинична, устыдилась. Действительно, что ей надо на старости лет? Кружку-ложку и место, где спать. А у детей жизнь впереди.
Огурчики, малина, для кого всё это? Раньше хоть немного в город забирали, сейчас носы воротят. В погребе полки от банок гнутся, пока не грохнутся в один прекрасный день.
К дому руки нужны, там подправить, здесь прибить, а с неё какой толк? Ждать, когда сам по себе развалится? Жизнь прожила, грех жаловаться, пора и другим уступить дорогу. Дети деньги поделят, на квартиры добавят.
Она пока у сына поживёт, обещал потом отдельную комнату выделить.
И Тамара Ильинична дом продала. Приходили молодые какие-то, Серёжа занимался. Сама не вникала. Смирилась и как отрезала — всё, не моё, на тот свет за собой не заберёшь.
Одно мучило — кот и собака. С Васькой проще — гулял сам по себе и дальше не пропадёт.
А Валет сроду цепи не знал. Щенком прибился, чёрный, тощий, страшный. Вымахал в здорового лохматого подлизу. Правдами и неправдами проникал в дом, возле хозяйского дивана разваливался. Само-собой, пробирался на кухню, вкусненькое клянчил.
С Валетом Тамара Ильинична разговаривала, за неимением других собеседников. Пёс укладывал морду на лапы и внимательно слушал. Или притворялся, а сам в это время подрёмывал.
В любом случае, монолог хозяйки смахивал на диалог и не повисал в воздухе, а был обращён к живому существу.
Вместе с Валетом ходили в магазин, вдвоём работали в огороде. Корячилась на грядках, разумеется, одна Тамара, пёс в тенёчке прохлаждался.
Зато, было кого упрекнуть в безделье, кому пожаловаться, о жизни поговорить. По большому счёту, никого ближе лохматого подлизы у Тамары Ильиничны не осталось. В смысле — дети далеко, а пёс рядом. По вечерам телевизор дружно смотрели, новости обсуждали.
Старушка пребывала в здравом уме, взять собаку в город не заикалась.
Пёс вырос на свободе, на деревенских просторах. Сам на речку бегал купаться. Которая за дощатой калиткой и вниз по тропинке спуститься.
Мимо куста сирени, дикой поляны с клевером, чахлого перелеска и — на счастливый, зелёно-солнечный берег.
Какая квартира в четыре стены?
Валет чуял неладное, бродил за хозяйкой по комнатам, заглядывал в глаза. Нос в сумку совал, вынюхивал, что за новшества. Со двора не отлучался, караулил.
Ничего, молодой ещё, переживёт. О людях думать надо, не о собаке. Тамара Ильинична покрутила в руках чашку с васильками — взять, не взять? Посуды, что ли, у сына не найдётся? Скажут, зачем старьё притащила.
Завтра Серёжа приедет, быстрее бы шевелиться надо.
Скрипнула дверь, в щель протиснулся пушистый баловень, пробежал по комнате, положил к ногам хозяйки кость, давно прикопанную за бочкой с водой. Замахал хвостом.
Тамара Ильинична опустилась на колени, обняла патлатую голову:
— Ничего, Валет, я с Машей договорилась. Они с мужем люди хорошие, тебя не обидят! Ваську не трогай, если придёт, пусть тоже у них живёт! Фу, забери эту гадость, пойдём на улицу выкинем. —
А на улице подсыхала земля. Снег сошёл даже в тёмном углу за сараем. Топорщились вдоль забора кусты малины. Если выйти за ворота, далеко-далеко багряное солнце оседало за чёрные резные зубцы ёлок.
А наутро приехал сын. Попили чай с оладьями, Тамара Ильинична сполоснула посуду, покрутила в руках чашку с васильками — оставила, зачем она.
Валета сама отвела к соседям. Пёс весело забежал в чужой двор. Получил косточку, пристроился грызть у беседки. Машину видел, хозяйка и раньше на ней уезжала, к вечеру возвращалась.
Вонзил зубы в податливый хрящ, отрывал куски мяса. И вдруг насторожился. Вскочил, заметался, ткнулся носом в запертые ворота. Пробежал вдоль забора, перемахнул через сетку — и помчался по улице вслед за машиной.
Последнее, что видела Тамара Ильинична сквозь заднее стекло — чёрный вихрь далеко позади на дороге.
*********
Часть 2-ая: В прежнюю жизнь, куда дороги нет…
Встретили Тамару Ильиничну хорошо. Невестка стол накрыла, дочь забежала после работы. «Мамкала», не переставая, квохтала, создавала уютную суету вокруг.
А и действительно, чего в деревне одной сидеть? Видно, что дети рады и семья получилась в полном составе.
Место пока выделили в комнате внука. Постелили на диване, сам на раскладушку перебрался. Туалет в квартире, горячая вода, плита обычная, газовая. Показали, что где лежит, сказали ни о чём не беспокоиться. Приготовят, принесут — отдыхай, мама.
Ильинична боялась, что не заснёт на новом месте, а легла и провалилась сразу. Внук в стрелялки тихонечко играл, чтобы бабушку не потревожить. Она и снов не видела.
Утром встала — нет никого. Записку на столе нашла, объясняли, где и что покушать. Села, словно царица, палец о палец не ударила, позавтракала на всём готовом. Чайник закипятила.
Постояла у окна, на улицу посмотрела. Высоко, двенадцатый этаж. Люди внизу — одни головы с ногами. Ничего, живут и здесь, человек привыкает ко всему.
Да и Валет привыкнет. Собаке, наверное, проще. Всё на месте осталось — и речка, и улица, и свобода. Маша добрая, мухи не обидит.
Звонила ещё вечером, сказала, вернулся Валет, покушал. На ночь в доме закрыла, мало ли что.
Побродила Ильинична по квартире — чем заняться? Раньше всегда дел невпроворот было, еле крутиться успевала. Правду сказать — и не успевала вовсе.
Сейчас грядки бы копала, за поясницу хваталась, жаловалась лохматому бездельнику. Правы дети — хватит, наломалась за жизнь, пора отдыхать, о себе подумать. Села в кресло, включила телевизор.
Где это видано, чтобы среди бела дня в телевизор пялиться? А вот дожила, спасибо сыну. Пенсию хотела сразу отдать, руками замахал:
— Оставь! Не дай Бог заболеешь, пригодится. —
— Да что я, нахлебницей буду? —
— Ну, да, ты же у нас в три горла ешь! Сиди спокойно, мама, разберёмся! —
А чашку с васильками зря оставила. Надо попросить Серёжу, пусть купит большую, красивую. Дали кургузую с напёрсток размером, то ли пила чай, то ли нюхала, не поймёшь.
Данилка из школы прибежал, хлопнул холодильником, ускакал. Тамара опять одна осталась.
Вышла на балкон, окно раскрыла. Небо над городом оказалось неожиданно близким. А деревья, наоборот — далеко на земле. Всю жизнь на них снизу вверх смотрела, голову задирала, сейчас одни макушки торчат.
Вечером внучки приехали, Катя с Юлей, вся семья за столом собралась. В кои веки Тамара Ильинична ужинала не одна, разговаривая с Валетом. Целый день ничего не делала, устала.
Неделю смотрела телевизор. За всю жизнь отыгралась. Стопятьсоттысяч программ, одна другой интересней. Вроде отпуска получилось — сиди, ничем не занимайся. Тарелку за собой помыла и опять свободна.
Хотела невестке помочь, борщ сварить, что ли.
И не нашла из чего. Здесь морковку с грядки не сорвёшь, а магазин — где он, тот магазин? Кастрюли, опять же, не такие. Та большая, эта маленькая. Самая любимая, удобная, в доме осталась. Кому она теперь нужна? Новые жильцы всё выбросили, поди.
Маша звонила, говорила, заехали. Валет пропал через пару дней. Звали-звали, когда глянули — сидит на Тамарином крыльце. Так при новых жильцах и остался. Вроде, люди хорошие.
Васька? Васька ходит сам по себе. Заглядывает иногда, откушивает, в руки не даётся.
Прошла вторая неделя. Ноги от безделья болели, спину ломило. Дети смеялись: «Мама, привыкай отдыхать!» — Надя в поликлинику записала, по врачам всяким.
Всё бы хорошо, дети-внуки рядом, а по большому счёту целый день одна Тамара Ильинична. Словом перемолвиться не с кем. Сидела перед телевизором, рука по привычке тянулась погладить лохматую голову, а нет никого ни вокруг, ни около.
Утешала себя — стерпится. Жизнь меняется, не стоит на месте. Как там в поговорке: «Снявши голову, по волосам не плачут». Не она первая, не она последняя. С детьми живёт, не на улице.
Кстати, на улицу давным-давно пора выходить, хватит разглядывать из окна. Серёжа в парк водил гулять, дорогу помнит, не заблудится. Заодно с кем-нибудь на лавочке познакомится, разомнёт язык, без костей который.
И на следующий день двинулась Тамара Ильинична покорять городские просторы.
До парка добралась благополучно. На скамейке посидела, на деревья снизу вверх посмотрела. Обрезать бы их, много лишних веток. Неужели никто этим не занимается?
Прошла по аллее, свернула на другую. Пенсионерок не встретила. Одни мамочки с колясками, молодые, тощие. Раньше после родов сразу вширь раздавались, а эти словно детей в капусте нашли.
Нагулялась Ильинична, заторопилась назад. Почему-то, местность вокруг показалась незнакомой. Вроде, помнила, куда сворачивала. Метнулась вправо-влево, срезала угол, оказалась на улице. Чужой. Стояла дура-дурой, люди все куда-то спешили.
Ничего страшного, сейчас вернётся назад в парк и найдёт дорогу. Хотя, проще спросить, каким образом отсюда дойти до Серёжиного дома. Адрес помнит, улица…улица…номер 68, дробь четыре, а улица какая?
Название начисто вылетело из головы. Фамилия не русская, заковыристая. Вроде, на склероз ещё не жаловалась. Побрела потихоньку вперёд, нет никак в голове не прояснялось.
Звонить сыну? Беги скорей с работы, иди туда, не знаю, куда?
Обидно и глупо. Главное, рядом дом этот, далеко не уходила. И стыдно сказать — припёрло по малой нужде. Делать-то что? В окошко кому постучать, так не деревня. Вспомнила некстати — «дайте попить, а то так есть хочется, что переночевать негде».
Огляделась Тамара Ильинична. Троллейбус подъезжал к остановке, а на нём вдруг надпись «автовокзал». Вот! Место, где всегда есть буфеты и туалеты.
Села. Внутри сообразила — дура старая. Всего-навсего надо было позвонить Серёже или Наде, спросить улицу, которая где-то близко. А сейчас троллейбус от этой улицы увозит неведомо куда.
До автовокзала добралась, нужное заведение нашла. Повеселела. Сообразила, что бывала здесь, давно, правда. Торопиться некуда, обошла вокруг, посмотрела на автобусы, молодость вспомнила. Помоталась на этих автобусах туда-сюда.
И вдруг что-то зацепило взгляд. Насторожило, растревожило. Тамара Ильинична покрутила головой — что, где?
И всполошилась — Климовка!
Автобус, а на нём табличка — Климовка. Где проданный дом, Валет, Васька, тропинка до речки, сиреневый куст. Лавочка у ворот и багряное солнце садится за резными ёлками.
Кошелёк при себе, Ильинична словно в трансе дошла до кассы и купила билет. В прежнюю жизнь, назад, куда дороги нет.
*********
Часть 3-я: Ехала Ильинична домой…
Ехала Тамара Ильинична, катилась. Куда и зачем, соображала не очень. К соседям заглянет, Валета увидит, ушастую голову обнимет, а дальше что? Сыну о своей выходке не сообщила. Пока.
Нарядный автобус весело гудел, бежал плавно, без подскоков на ухабах и шлейфа пыли позади. Ильинична ещё помнила давние поездки, когда дыр-дыр-дыр — оп, сломались. Мягкое сиденье обволакивало, путешественница успокоилась — всё будет хорошо.
Прикинула, что кажется успеет к вечеру назад вернуться, никто и не заметит.
Единственное, знакомых встречать не хотелось. Начнут расспрашивать, скажут, что с жиру бесится. Когда уезжала, соседи завидовали:
— Счастливая ты, Томка, сын к себе забрал! Вон у Матвеевны оба за границей. И рада бы к ним, а куда? —
Соглашалась, отшучивалась. Что им сказать? Дом жалко, это и без слов каждому понятно. Собаку с кошкой? Подумают, что рехнулась на старости лет. В конце концов дом там, где близкие люди, а не четыре стены, крыша с трубой.
К счастью, никого по дороге не встретила. Купила на автостанции пару калачей, пирог с маком, не с пустыми же руками к Маше заявиться.
И заявилась. Толкнула калитку — во дворе никого. Благо, знала, где хозяйка обитает, среди кур или у козы. Туда и направилась по тропинке, вокруг которой молодые лопухи пробивались.
Не успела пару шагов сделать, а сбоку налетело, закружило, лапами запрыгало, в лицо лизнуть норовило. А это Валет протиснулся сквозь дыру в заборе.
Потому, что знал — хозяйка вернётся. И караулил свой дом, не соседский. И пусть в нём поселились другие люди, Валет их видел раньше и понимал, что так надо. Не все человеческие поступки одобрял, но соглашался, что не собачье это дело.
Показал новым жильцам свою миску, провёл по комнатам. Развалился во дворе, наблюдал. Когда расплакался ребёнок в коляске и никто не слышал, сбегал, позвал старших, пусть разбираются.
Вечером проник в дом, сел возле кресла, где телевизор. Ждал-ждал, гавкнул, чтобы напомнить.
— Смотри, пёс просит телевизор включить! —
— Сейчас проверим. Валет, будешь кино смотреть? —
Человек опустился в кресло, потрепал ушастую собачью голову. Затем вместе ужинали. Правда, на ночь попытались отправить Валета на улицу. С какой стати? Пёс улёгся на своё законное место — в маленькой комнате возле хозяйского дивана.
Провёл новых людей по тропинке до речки, сводил в магазин. Приучил угощать вкусненьким по первому требованию, нашёл кота Ваську (зачем он нужен).
Время от времени навещал соседей через дыру в заборе, там его называли сиротинушкой и тоже вкусненьким угощали. Жизнь пошла своим чередом и, в общем, не слишком изменилась. Потому, что Валет знал — хозяйка обязательно вернётся, ждал и верил.
И сейчас лежал у её ног, подрёмывал, разговоры слушал.
— Том, ты что приехала? Сын обижает? Или просто глянуть? —
— Да сама не знаю. Сижу там одна в квартире, словно принцесса на всём готовом. Соскучилась, решила проведать, как вы здесь. Сын и не знает, передохну, назад поеду. А новые жильцы что? —
— Вон у Валета спроси. Ушёл к ним, устроился, вроде не гонят. —
— Моего много выбросили? —
— Да нет, наоборот — соседи назад отнесли, кто что взял. Заехали с двумя сумками, ни посуды, ничего. Вещи носильные себе да ребёнку взяли. Пойдём, познакомишься! —
И Тамара Ильинична пошла. Отворила уже не свою калитку, Валет вперёд побежал, предупредить чтобы. На верёвке трепыхались по ветру ползунки, под окном стояла пустая коляска.
Дверь открыла девушка с малышом на руках, Валет протиснулся в дом, приглашая зайти.
Внутри ничего не изменилось. Пузатый буфет, скатерть с кистями и даже банка с чайным грибом на подоконнике — всё осталось на месте. Как будто и не уезжала никуда Тамара Ильинична, и никому дом не продавала. Упадёт сейчас в своё кресло, телевизор включит. Просто гости нагрянули.
Огладила свой диван, посидела, спросила разрешения чашку забрать с васильками, заторопилась — пора. Что сделано, то сделано, в прежнюю жизнь дороги не бывает.
Маша отговорила ехать — куда на ночь глядя? Пусть позвонит сыну, завтра с утра спокойно доберётся. У неё, у Маши, места вполне хватает.
Серёжа, конечно, ругался. И никаких автобусов, завтра вечером сам приедет, маму заберёт.
Валет побегал между домами, всё-таки ночевать отправился на привычное место, где всю жизнь провёл. Хозяйка теперь никуда не денется. Васька не появлялся.
Разбудил Ильиничну Машкин петух. Орал во всё горло, словно свет кончается. Грядки убегут, если сей секунд над ними не раскорячиться, сорняки до неба вырастут, солнце закроют, куры с голоду костьми лягут.
Пять минут полежать не давала глупая птица, Тамара привычно перечислила петушиные грехи до седьмого колена. Подскочила, заторопилась. И осела — куда? На руки посмотрела, пальцами пошевелила. Ни дома нет, ни грядок, а сорняки до неба и без неё вырастут.
Накинула Машкину кацавейку, лопата привычно легла в руки.
А днём заглянул новый хозяин. Потоптался у порога — поговорить пришёл, можно? И рассказал свою историю. Снимали квартиру с женой, дочка родилась. Решили купить дом, чтобы на земле, помидоры-огурцы и свежий воздух.
Правда, о сельской жизни представления имели весьма смутные. Что из чего растёт, не слишком задумывались. Работают в интернете, жена с ребёнком сейчас, ремонт потихоньку собрались делать.
А помидоров-огурчиков хочется! Иначе зачем на земле жить? Кто бы научил, показал, не соседей просить каждый раз? И бабушек-дедушек у них нет, на всё про всё рук не хватает. С непривычки не знают, за что взяться…в общем…не согласилась бы Тамара Ильинична у них пожить?
Маша чуть со стула не свалилась, глянула на подругу. Парень заторопился:
— Да вы не беспокойтесь — временно! Не понравится, съедете стразу! Мы вам платить будем, как домохозяйке! И комнату вашу не тронули! И за вами приглядим, если что! Валет скучал, видите, как смотрит? —
Валет, действительно, явился с новым хозяином, но расположился у ног Тамары Ильиничны.
А сама Ильинична опешила. Это что — жить опять в своём доме? Где в окошко яблоня стучит ветками? Просыпаться под Машкиного петуха, копаться в грядках, жаловаться лохматому бездельнику? По вечерам ужинать не одной?
И снимать розовую пену с малинового варенья. Рвать пупырчатые огурцы к столу, собирать в блюдце первую клубнику. И варить борщ в удобной кастрюле, чтобы прямо с грядки — морковка, свёкла, петрушка. Курица не из магазина, домашняя, Машкина.
Платить? За что? За тропинку к речке, где сиреневый куст, поляна с клевером, перелесок и счастливый зелёный берег? Или за оранжевое солнце за чёрными резными ёлками?
Тамара Ильинична перевела дух. Сажать ещё не поздно — в самый раз. Хорошо, что семена не выбросила, рассаду подкупит. Малину осенью подрезала, деревья и сейчас успеет, почки пока не раскрылись.
Смородину почистит, зачахла совсем, да и незачем было стараться.
А какие огурцы хрустящие она засаливала! Помидоры с чесночком, капусту квашеную!Выпрямилась Ильинична на стуле — где та спина, которую ломило?
Валет поднял голову, потянулся, зевнул. Глянул на хозяйку. Он и не сомневался, что она вернётся. Просто всему своё время….
Лидия Капленкова
