ЕГО НАЗВАЛИ АЙС.
Репортаж с мерехлюндиями...
Так бывает, что встречи, случаи, события, даже весьма значительные, следуя закономерностям жизни, аккуратно укладываются в её конвейер, и спокойно уносятся с ним в дымку прошлого.
Но случается порой такое, что упрямо возвращается памятью, и цепляет, и причиняет боль, как заноза, при каждом прикосновении.
Однако, наверное, и такая боль также необходима душе – ведь только мёртвое не способно болеть.
Ноябрьским вечером, вернувшись с прогулки, жена рассказала, что встретила овчарку, в ошейнике, но без хозяина, видимо, очень старую, поскольку у неё как-то странно выглядели зубы.
Собака сама за ней пошла, но почти у самого дома пропала.
Наша собака, миттельшнауцер Мотька, умерла два года назад, и мы не собирались заводить новую. Но надвигалась зима…!
Несколько дней мы на всякий случай носили с собой поводок, и опрашивали во дворах и домах, где, как мы знали, живут овчарки — не пропала ли? Решили: если встретим пса и не найдём хозяина – ладно, пусть уж живёт у нас, со всеми дефектами её экстерьера – ведь не на выставку водить. Потом искать перестали.
Пару недель спустя, торопясь под проливным дождём в ближний магазин, я увидел лежащего у стены здоровенного пса. Зубы его нижние странно торчали вперёд. На нём,и вправду, был ошейник.
И как быть? Мы ведь не представлены друг другу! Видимо, придётся пренебречь правилами этикета. Спросив на всякий случай, согласен ли он пойти со мной, прямо за кольцо ошейника я его и повёл. Даже не пришлось нагибаться. Хорошо: мне всегда хотелось иметь крупную овчарку, да как-то до тех пор не сложилось.
Дома мы увидели, что дело не в старости – опухоль вывернула челюсть. В тот же вечер его посмотрел знакомый ветеринар. Приговор – рак, и положение безнадёжно, жить осталось не больше полугода. Максимум – до лета.
Назавтра Андрей, (так звали ветеринара), уезжал на 10 дней, обещав, по возвращении, забрать беднягу в клинику, «посмотреть на всякий случай, а вдруг…». Думаю, что он знал, что «вдруг» не будет, – просто оберегал, (пока), мою жену, которая всё равно плакала. Усыпить сразу, при нас,– не решился. И прав был, наверное.
И вот, «пока», собак – с нами. Красавец, умница. Ласковый, деликатный. Душевный, благодарный. Интеллигентный. Покладистый. И сразу стал «Наш». А у нашей предыдущей собаки всё-таки это мы были – «её». По крайней мере, она была в этом уверена, и соответственно себя вела.
Он – «наш», и он – «мой». То ли потому, что это я его привёл, то ли признал во мне «вожака стаи».
Всегда выбирает себе такое место, откуда меня видно.
Вроде бы, спит, – но, если я перехожу куда-то, хоть ненадолго, встаёт и ложится там. Иногда подходит, прижимается головой к коленям, и опять ложится. Впервые с нами пёс, который нас любит той любовью, ради которой люди и заводят собак, очевидно потому, что в человечьей любви почти всегда чего-то недостает. Собачьей беззаветности, что ли…
И чем я ему отвечу? Ласкаю, кормлю с руки,… а дальше-то что?
Он с трудом ест. Нет прикуса, верхние зубы упираются в «подушку» опухоли. Нижние торчат вперёд. Готовим ему только протёртое. Нос всегда горячий, порой он начинает хромать. И пахнет «больным».
Но ведёт себя бодро, на прогулке пытается играть – он ведь, похоже, не старый ещё. Увидев кошку, тянет с такой силой, что водить его приходится мне самому – жене не справиться. Кошки – это единственное «слабое место» в его поведении. Но и хороший признак: есть ещё запас жизни!
Тем печальнее, тем труднее думать о том, о чём думать… ужасно, но приходиться. Обо всём. Вплоть до предстоящих немалых «технических» проблем с похоронами.
Смотреть в его глаза – невыносимо!
Он понимает все наши слова. Наверное, понимает и все наши мысли. Наверное, так оно и есть.
Кухня была для него «табу». Ему просто сказали: нельзя. Он останавливался точно на пороге, но только головой и шеей изо всех сил тянулся к нам. Однажды он влетел туда нечаянно, сгоряча. Как же он был смущён, как поджал хвост – а его ведь и не пробовали наказывать!
И имя ему подобрали; он выбрал сам: – Айс.
Сейчас многие выбрасывают даже породистых собак. Даже здоровых. Откуда он взялся в нашем городке? Как он прожил, как выжил такой, до встречи с нами? Что произошло в его прежней семье? И ошейник на нём из дорогих, и пёс, по всему видать, элитный, «лидер породы».
Оставалось только гадать.
И ждать. Пошёл седьмой день… восьмой… девятый…
Когда Андрей, вернулся, мы за эти 10 дней успели так привязаться к Айсу, что решили: – ну, что же, полгода, так полгода. Устроим хоспис. Пусть поживёт в любви и холе до естественного конца. Будем давать лекарство. Ну, а когда станет совсем плохо, тогда уж…
Решить-то мы решили,… но как жить, представляли себе слабо. Понимали только: хорошо – всё равно не будет. Будет трудно. У жены обнаружилась аллергия, а тут шерсть повсюду. Сукровица капает из язвы на губе. И понятно, что это опасно. И понятно также, что все санитарные усилия практически бесполезны. А наше-то здоровье и так уже «оставляет желать…». И ещё – мысли, мысли…
И нельзя хотеть, чтобы эти проблемы поскорее закончились. Нельзя! Хотя это – всего лишь собака. Больная собака. Бывшая чужая собака. Наша любимая последняя собака. Наша такая нежданная, такая горькая отрада. Наша боль.
Полгода – а если дольше?
Ну, что же: если лечить, – так, может, и дольше.
Ах, если бы не рак! Ах, если бы Айс был здоров! Ну, хромал бы, что ли! Или «окривел»…
Недели через три я попробовал привязать его у входа в магазин, а сам следил через стеклянную дверь. Оказалось, что он спокойно ждёт. Так стало возможным совмещать «собачьи» заботы с хозяйственными. «Полезное с полезным».
И вот, однажды…
Отгуляв утреннюю прогулку и сделав покупки, я обнаружил, что забыл купить для него сарделек. Пришлось снова идти за ними, благо, магазин недалеко. И Айса взял с собой на внеочередной променаж – пусть ещё проветрится.
Уже возле кассы ко мне подошли двое: «Нам показали, что это Вы привязали собаку? Это наша! А мы уж решили, что его давно бомжи съели!
Больше трёх месяцев Айс жил с нами. Но, пожалуй, я всё-таки обрадовался – мы ведь так искали хозяев, и вот они сами нашлись, когда уже не осталось никаких надежд. Конечно, обрадовался!
Уж не помню, что я тогда говорил. Только имя спросил, оказалось – Рекс. Но ведь это имя мы «попробовали» первым – и никакого эффекта! Странно, странно.
Женщина осталась со мной, мужчина сразу вышел, и, оказавшись, наконец, на улице, я увидел, что он общается с Айсом, как «свой». Значит, и правда: Рекс. И сразу они как-то заторопились, со мной не поговорили, отказались зайти к нам познакомиться, узнать, как лечили, чем кормили, – это ведь важно! Хотя дом наш – вот он, рядом!
Быстро посадили собаку в машину и уехали. Едва удалось убедить женщину записать наш номер телефона. Да, ещё помнится, она предлагала какие-то деньги…
Сложные чувства испытали мы с женой, когда я вернулся домой один.
И сожаление, и облегчение, и горечь. Уж очень «неправильным» было расставание. И назавтра никто не позвонил. И «послезавтра» – тоже. А нам так много надо было спросить! И мы заслужили, по крайней мере, это право! И совсем уж не хотелось думать, что хозяева такой собаки – не слишком хорошие люди.
Всё же должен признаться: только освободившись, я понял, как сильно угнетала меня неотступная мысль о неизбежном скором финале и обо всём, что связано с ним. «Как гора с плеч».
Пару дней мы оправлялись от шока, потом начали приборку, потом – генеральную уборку, Жизнь понемногу возвращалась в прежнее русло.
Но размышления о Рексе-Айсе не отпускали. Вот ведь какая серия случайностей сложилась для последнего события: в тот самый час, да что там час, – в ту самую минуту мы с ним оказались в том самом месте, куда приехали хозяева, да и то потому, что мне совершенно случайно пришлось туда вернуться. Случайно Андрей уезжал в командировку, вот и остался Айс жить. Случайно именно я пошёл за хлебом в тот самый дождливый вечер. Это ведь – не зря? Но – почему? Но – для чего?
И вдруг, спустя неделю – телефон. Позвонила! Что же – возвращается вера в людей? Да, столь стремительный отъезд объяснился и оправдался тем, что мужчине стало плохо с сердцем, он недавно перенёс операцию, – тут уж было не до бесед. Понятно.
Но, главное, – про Айса.
(Я всё же буду называть его так). Вот, что рассказала хозяйка.
У них особняк с огороженным участком, за городом. Там, не в доме, а «на воле», Айс и жил. Да не один, а с приятелем, мелким «дворянином» Русланом. (Когда забирали Айса, я слышал: «Руслан тебя ждёт». Но не понял тогда, о ком речь).
Однажды, уж неизвестно, как вышло, что на участок вбежали три четвероногих бандита и напали на Руслана. Айс бросился защищать друга, всех победил, но был ранен в бою. Ему становилось всё хуже, пригласили ветеринара, (не нашего), и он сказал то же, что впоследствии услышали мы. И они решили, так же, как и мы: – пусть живёт, пока ему живётся.
Но любимой проказой приятелей было: время от времени подкапывать забор и удирать в Большой Мир. Так, на беду, произошло и на этот раз. И больной уже Айс опять удрал. И было это… аж в сентябре. Много неясного в этой части – почему он не вернулся назад, где был и что делал больше двух месяцев? Как жил? Как выжил? На эти вопросы ответа уже не найти.
Но ещё вот, что интересно: его никогда не дрессировали. Так откуда он знал, (и выполнял), команды «сидеть», «рядом», «ко мне»…? Кто его научил «терпеть» до прогулки? Телепатия? Или та самая любовь, которая умеет творить и не такие чудеса, и в собачьих, и в человечьих реалиях?
Но ещё вот, что печально: хозяйка призналась, что они не испытывали к нему любви, (хотя вели себя в высшей степени порядочно), – «они вообще-то не особо любят собак». И они, оказывается, тоже не первые его хозяева – им его отдали уже взрослым, и необученным. А ведь как тяжело менять хозяина, особенно взрослой собаке! Какая ломка, какой стресс! А потом и третьи хозяева – мы. И вновь – возвращение ко вторым…
Какая поразительная судьба выпала псу с таким характером, с таким душевным потенциалом!
Какая несправедливая судьба, – сколько счастья он мог бы принести людям, сложись она иначе!
Какая радость была бы – воспитывать его от неуклюжего щенка до зрелости, дружить с ним до старости! И как счастлив мог быть он сам! И как сам он заслуживал этого счастья!
И как готов был к нему всем своим существом, всем своим умением и стремлением к контакту, всей своей потребностью в любви, всей своей способностью к ней, всей её силой!
Какая драматичная подлинная история собачьей жизни, которую непросто было бы выдумать нарочно!
Какая удивительная книга получилась бы, если кто-нибудь переложил бы всю линию этой жизни на человечью судьбу!
Но приключения ещё не закончились.
Неделю спустя, около часа ночи раздался звонок. Звонили приятели из соседнего дома, с которыми успел познакомиться и Айс: – «Мы нашли вашу собаку!»
Они ходили гулять к морю, увидели его, прихватили какой-то бечёвкой за ошейник и привели к нашему подъезду!
Конечно, остаток ночи он провёл у нас. Наутро позвонили хозяйке. Оказывается, он опять подрыл забор и удрал!
Когда мы встретились, то не стали устраивать испытание: – «К кому пойдёт?». Я просто передал ей поводок. И он ушёл с ней, не оглядываясь.
Айс умер, как и говорили врачи, летом, в августе. Нам позвонили. Спасибо.
Мне хочется верить, что, вопреки Библии, у собак тоже есть бессмертные души.
Мне хочется думать, что душа Айса гоняется теперь в собачьем Раю за удирающими душами кошек, заливаясь радостным лаем. Ну, а если кошек там нет, то уж сардельки-то должны быть наверняка – как же без них!
Во всяком случае, земной «биографией» он своего Рая заслужил. Более, чем многие из нас – своего.
Хорошо бы нам встретиться…
Марк Олдворчун
